Кто придумал полипропиленовые трубы

Комментарии 96

Мирон Гориловский: Вы когда-нибудь видели, как марафонцы бегают? Они все время оглядываются, потому что тебе важно понимать, где ты относительно всех остальных. Обязательно нужно оглядываться, но задача бежать, и бежать «в долгую». Можно рвануться и потерять деньги, силы и пр. и на этом остановиться. Можно просто остановиться и долго оглядываться, тогда тебя просто обгонят. Здесь должна быть какая-то золотая середина. Надо двигаться достаточно быстро, чтобы тебя не догнали, но при этом достаточно уверенно, что не захлебнуться, потому что очень большая проблема – это привлечение средств на создание новых заводов. Мы же за короткое время создали сеть заводов, и это было необходимо в то время, потому что надо было наращивать мышечную массу. Надо было обязательно предоставить продукт в конкретной точке, а не где-то в Москве, чтобы он потом ехал в Иркутск или ехал в Краснодар или куда-то еще. Страна у нас большая, это многие тысячи километров.

Мирон Гориловский: Наши возможности, европейские best practices, огромные объемы, хорошее территориальное распределение, у них 27 заводов по Европе, у нас было порядка 12 или 13 заводов, если брать постсоветское пространство, все это соединяется и реально получается под нашим контролем. Вот это была мечта. Но этой мечте не суждено было сбыться по абсолютно объективным причинам. В Европе начался кризис, он начался уже в начале 2008 года, у них акции резко пошли вниз, ионии отказались от слияния, потому что это уже было для них очень невыгодно. Потом начался наш кризис, потом везде сменился менеджмент, потом в Европе произошли очень серьезные смены владельцев, а потом в России началась наша буча, собственная, и с тех пор вопрос этот на сегодня закрыт. Но это не значит, что он закрыт навсегда.

Мирон Гориловский: Он не занимается в нашей компании непосредственно, хотя он много чего делает и по нашим направлениям. Он занимается в параллельной компании, связанной с методами прокладки, это не производство труб, а это очень эффективные, абсолютно новые для России методы прокладки труб, реновации, бестраншейные методы и пр. Он занимается интересными вещами.

В 2016 нас спас большой проект с СИБУР в действительности, это большой объем, и мы выиграли тендер, таком образом вышли даже в небольшой плюс. Так, конечно, мы были бы в минусе, но в минусе небольшом, все равно это единицы процентов. И мы думаем, что с этого момента можно потихонечку начинать подниматься, потому что дальше падать некуда. Меньше на душу населения – только на Украине, больше нигде.

Мирон Гориловский: Вы сейчас правильно сказали, финансовые, экономически и риторические, все вместе. Знаете, можно сколько угодно ломать ткацкие станки, но все равно они придут в любом случае. Можно сколько угодно отталкиваться и не принимать полимерные трубы, но они все равно придут не зависимо от того, хотят этого или не хотят.

Мы занимаемся еще внешними сетями. Мы почти не занимаемся «внутрянкой», но по «внутрянке», надо сказать, они даже не упали за это время. По «внутрянке» они все равно шли более или менее, потому что альтернативы нет тем полимерным трубам, которые используются для «внутрянки» для канализации, для горячей и холодной воды. Металл вообще уже не используется. Войдите в любой дом, там в лучшем случае полипропилен, который не самый лучший материал, но где надо – это металлопластик, правильное, нормальное применение. И уже вернуться обратно невозможно, никто не будет варить этот металл этот мелкий, который требует огромной трудоемкости, который потом гниет и умирает. Он еще быстрее гниет, чем в земле, в земле хоть кислорода поменьше. Уже возврата обратно не будет. Это та ситуация, при которой этот рынок все равно будет двигаться. К сожалению, во внешних сетях из-за того, что был очень серьезный кризис именно финансовый, по наличию денег, пришлось так вот упасть. Но мы поднимемся.

Надо сказать, что в обычную трубу вход очень дешевый, линия для производства трубы стоит 300 тыс. долларов, это ничего. Вместе с цехом, с заводом может стоить 600-700 тыс. долларов. Это вообще ничего. Одну линию поставил – и ты уже король. Это не так совершенно. Дальше ты никто и звать тебя никак, потому что ты не знаешь, как производить, лабораторного оборудования у тебя нет, сырье ты берешь где ни попадя и т.д. Таким образом, в России появилось больше 100 заводов и заводиков по производству полиэтиленовых труб, из которых только 4 предприятия работают на сертифицированном сырье.

Мирон Гориловский: Я могу сказать, что линия очень простая. В 2000 году, когда это было самое начало, рынок не превышал 50 тысяч тонн. Завод «ГазТрубПласт» выпускал 10 тысяч тонн, и больше у нас никакого другого завода не было. К 2007 объем достиг 270 тысяч тонн. К тому времени мы уже открывали по 2 завода в год начиная с 2005 года, и производили уже больше 100 тыс. тонн в год. Дальше пошел большой спад 2008-2009 год, и это было такое серьезное испытание, но к 2010 году рынок вышел обратно. В 2013 год российский рынок достигл своего абсолютного пика, это было 380 тыс. тонн в год. Наша компания выпускала в России порядка 170 тыс. тонн. В 2014 году началось новое падение, в одном только 2015 году 25-27% рынка было потеряно.

В 95-м году уже, имея соседями маленький цех по производству трубы и страдая от отсутствия достаточного количества производственных площадей, мы решились на то, чтобы это предприятие подсоединить к себе. Тогда не было идеи продолжать трубное производство, была идея поставить дополнительные композиционные линии, но, разобравшись, мы поняли, что трубах, полимерных трубах большое будущее, что это надо развивать, и трубы, и фитинги, и все это направление. С 96-го года мы это уже развивали параллельно с композиционными материалами.
JSON.TV: Западные компании, которые приходят работать в Россию, обвиняют российских учёных и разработчиков в том, что они идут всегда от науки к производству, то есть сначала создают или осознают какие-то свои способности, какой-то свой личный ресурс в определённой тематике, и пытаются, основываясь на этих разработках, этих данных, своих возможностях, найти реализацию на рынке. При капиталистической системе все работает наоборот. То есть – существует запрос рынка на какую-то продукцию, этот запрос приходит к учёным, перед учёными ставится задача. Вот из того, что вы рассказываете, я понимаю, что вы базировались все-таки на своих возможностях, своей какой-то научной школе, производственном опыте, и интуитивно оценивали рынок. Кажется, мы можем делать трубы, трубы нужны, это новое направление, поэтому будем делать трубы. У вас это шло именно от вашей личной базы, а не со стороны рынка? У меня такое ощущение. Или вы пытались оценивать импорт в страну, пытались оценивать ситуацию в мире, высчитывали какие-то тренды, писали сложные бизнес планы? Проясните, пожалуйста.
Мирон Гориловский: Поскольку у нас было два направления деятельности, у нас получился немножко разный подход в этих двух направлениях. Если мы говорим про композиционные материалы, то здесь вы абсолютно правы, на первом уровне стоял уровень нашей компетенции. Занимаясь много лет композиционными материалами с точки зрения науки, изучения, мы точно знали о том, что есть потребители, мы много работали с ними, это был и АвтоВАЗ, и ГАЗ и прочие заводы.

А по трубам была совершенно другая как раз ситуация. По трубам мы, поскольку это пришло дополнительно, мы рассматривали это как дополнительный вид бизнеса, естественно, мы рассматривали даже не столько есть ли какой-то спрос в России, бесполезно рассматривать с точки зрения спроса, спрос надо создавать, его нету. Россия – родина металлических труб. Я неоднократно говорил, что к 91-му году в России производилось металлических труб больше чем в США, Японии, ФРГ вместе взятых. 20 млн. тонн. Это фантастика. Других труб в России не могло быть.
JSON.TV: Вашим противником была вся металлургическая промышленность?

Мирон Гориловский: Что не есть ни хорошо, ни плохо. Распространенное мнение, что ПВХ вредно не подтверждено никем, тем более с новыми бессвинцовыми стабилизаторами трудно найти какие-то проблемы. Просто исторически Европа и Америка были ориентированы на ПВХ. ПВХ появились на 20 лет раньше, чем трубы из полиэтилена. И если здесь мы боремся в металлом, то там они борются с ПВХ, потому что полиэтиленовые, полипропиленовые трубы более экономичные, они гибкие, они более удобные, они более надежные в применении, у них лучше сварка…

К сожалению, мы не разовьемся, как Китай, который с 3 млн. тонн до 14 млн.тонн прыгнул буквально за 5 лет. Это фантастика, такого не бывает. У нас такого не будет, нужно иметь побольше китайцев и немножко другую ситуацию в целом в стране. Но мы считаем, что даже на условиях стабилизации мы за какое-то разумное время вполне вернемся к тому уровню 380 тыс. тонн и будем расти дальше, потому что объективно полиэтиленовые трубы не имеют альтернативы.

Мирон Гориловский: Знаете, в какой-то степени повторяет, в какой-то степени нет, потому что если мы говорим о производстве труб, фитингов и трубных систем, то да, все поддерживают трубные компании и даже сварочное оборудование производят компании, связанные с трубными компаниями. А вот если мы говорим уже о прокладке, то, конечно, технологиями прокладки занимаются другие компании, больше строительные компании, это их технология. Но они плотно связаны с трубными компаниями.

Приходя к сегодняшнему ассортименту многослойных труб, труб диаметром до 3 м, двухслойных гофрированных, таких, сяких, огнестойких, стойких к истиранию – это, конечно, результат симбиоза наших знаний и опыта тоже растущего в области композиционных материалов и нашего понимания трубной тематики из тех потребностей, которых даже нет, но их надо создавать. Те же самые трубы, которые стойкие к истиранию, в 5 – 10 раз более стойкие, чем металл. Мы создаем новый продукт, это новый продукт предлагаем рынку, зачастую, на внедрение уходят годы, но к этому мы привыкли в композиционных материалах. Чтобы какой-то композиционный материал был принят какой-то автомобильной компанией, как постоянный (т.н. омологация) – на это уходит до семи лет. Все эти апробации и пр.
JSON.TV: Современным экономистам известно, как поднялся Китай, методом т.н. обратной сборки. В Китай пришли компании с готовыми технологиями, инвестициями, построили заводы, китайцы разобрали то, что было сделано, научились делать сами, построили на этом свою мощную школу, имея в руках уже кем-то изобретённый велосипед. А у вас получается, что вы свой велосипед создавали сами, и не пришел никакой иностранный партнёр с готовой технологией, не объединился с вами в совместное предприятие, не принёс вам всю эту технологическую инфраструктуру. То есть вам, получается, пришлось её создавать своими силами. Вы при этом пытались использовать китайский метод, выбрали зарубежные прототипы, их разбирали? Ведь известно, что западные компании не спешат сюда отдавать чертежи и технологии на низком уровне представленные и разобранные. Или вы все свои кочки проходили сами, и все полностью создавали сами? Модель опишите, пожалуйста.
Мирон Гориловский: Во-первых, я хотел бы сказать, что западные компании, в частности, европейские, сюда пытались прийти все это время. Но они все время опаздывали. Во многом, они опаздывали потому, что мы быстро бежали. Они каждый раз приходили, каждый раз говорили… Я просто помню, компания Wavin первый раз пришла к нам в 96-м году, в «ГазТрубПласт», когда мы там производили, по-моему, 1500 тонн всего-то за год, не за месяц. Сейчас у нас раз в 150 больше производство. Но тогда было так. Они приходили и говорили: мы сейчас все это должны купить, это у вас ничего не стоит, давайте мы вам заплатим каких-то денег. Мы говорили: нет, ребят, за такие деньги мы лучше сами что-нибудь поделаем. Они приходили через год и говорили: да, мы согласны на ваши деньги. Мы им говорили: ребят, мы уже производим не 1500, а 3000 тонн, денег стало ровно в три раза больше. Говорят: Да вы что, такого быть не может, какие 3 млн долларов? Я говорю: ребята, ну не хотите – не надо.

Мирон Гориловский: А вы знаете, вряд ли кто-то захочет забрать у нас что-либо, кроме денег, потому что нашу компанию очень непросто вести и развивать, сама по себе она прибыли не дает. У нас 5 управляющих партнеров, каждый из которых занимается своим направлением внутри бизнеса. Без нас это будет очень сложно, практически невозможно. Это не месторождение, не газ, не нефть, не металлы, это не лес, он сам не растет.

JSON.TV: Мирон Исаакович, наше агентство много лет занимается поддержкой инвестиций в аналитическом плане, то есть через нас прошло огромное количество бизнес-планов, мы их оценивали. Это известно не только мне, но и вам и всем участникам рынка, что ни один проект не имеет перспективы быть прокредитованным со стороны банка и даже быть утвержденным на уровне собственников компании, если он не обеспечен сырьем, то есть как бы ни было нужно производство стране, экономике, региону, какая бы высокая норма прибыли ни была в конкретном виде продукции и переработки, если у тебя нет собственного сырья – тебе нечего делать на рынке. Это известная вещь.

Мирон Гориловский: Я думаю – для того, чтобы запугать и вынудить нас выкупить их долю по завышенной цене, потому что всю необходимую им финансовую информацию они и так имели. Двое их представителей постоянно входили в Совет директоров. С 2007 года мы аудируемся в «большой четверке». Наши аудиторы – Делойт, КПМГ, Эрст энд Янг – каждый год выдавали отчет акционерам.

Мирон Гориловский: Это не в нашей отрасли, Кать. У нас «от газа до тазика» не работает абсолютно. У нас огромные предприятия занимаются переработкой газохимии и нефтехимии и производят сырье, и совершенно другие предприятия занимаются переработкой пластмасс и переработкой этого сырья в конкретные изделия. Слава богу, вертикально интегрированные компании в этой области не приняты не в мире, ни в России, поэтому здесь мы чувствуем себя абсолютно свободно. Сырье есть всегда, и если его нет в России, то оно есть за рубежом. Если оно дорого в Европе, его можно купить в Корее или в Таиланде или в Китае, например. На сегодня у нас в основном отечественное сырье, потому что удивительным образом сошлись звезды: у нас одновременно резко падало потребление сырья, и одновременно Казаньоргсинтезувеличила производство сырья на 60 тыс.тонн, поставила дополнительную линию.

Эта программа «Моя улица», которую часто хают, потому что летом проехать невозможно, она нацелена на будущее. Она направлена на то, чтобы запрятать огромное количество телекоммуникационных проводов, которое висело «соплями» вдоль улиц, на всех крышах, везде, где только угодно. Сейчас все это прячется в землю, особенно в центре. Да, надо немножко пострадать, чтобы все это спрятать в землю. Я не буду говорить о том, насколько это грамотно планируется, грамотно осуществляется, быстро или не быстро, я говорю о конечной цели. Конечная цель правильная, безусловно, это все должно быть спрятано в землю, в пластиковые трубы, в пластиковые колодцы, чтобы было легко потом дополнительные сети протянуть, заменить имеющиеся, делать все, что угодно, не поднимая больше асфальт никогда.

Мирон Гориловский: Абсолютно. Мы печатаемся и в рейтинге РБК, и в других, у нас в 2016 порядка 33 млрд оборота, и где-то под миллиард прибыли, надеюсь. Данные аудита будут позже. В предыдущий год – при обороте 31 млрд мы получили минус 700 млн, в основном, из-за курсовых убытков. Когда-то, например, в 2011 году, до 2,7 млрд прибыли до налогообложения доходило при меньшем обороте. Но вся прибыль еще и с добавленными банковскими кредитами расходовалась на развитие производства и пополнение оборотных средств. Мы абсолютно прозрачная, вертикально-интегрированная компания, которая стремится к IPO и своими результатами гордится, а не скрывает.

JSON.TV: С чем, кстати, связано решение о строительстве нового, нового и нового завода? Это каждый раз объективно необходимо по экономическим причинам, или этого от вас требуют регионы, которые данные трубы покупают? Хотят себе нового производителя на своей территории?

JSON.TV: Если ты производишь мебель, у тебя буквально должна быть собственная лесозаготовка, лесопереработка, потому что вполне возможно, что тебе придется твои доски, твою фанеру покупать выше рынка в 3 раза, и у тебя не будет вариантов, как из этой ситуации выскочить.